И тут произошло событие, приблизившее Юрия Фёдоровича к его будущему открытию. Ему на пути встречается сосед-односельчанин Тихон Петрович Дорошенко, у которого был рак губы. Тихон Петрович обратился к Юрию Фёдоровичу за помощью. Единственное, что можно было сделать – это удалить опухоль, но шансов на излечение было мало, поскольку опухоль была уже большая и можно было предположить метастатический процесс, о чём Юрий Фёдорович и сообщил больному. Тихон Петрович согласился на операцию, которую они договорились провести в кобелякской уездной больнице.
В своих рассуждениях Юрий Фёдорович следовал существующим в те годы представлениям, согласно которым принципиальное различие между животными и растительными клетками было следствием того, что в ядре животной клетки содержится дезоксирибонуклеиновая кислота, тогда как в растительной - рибонуклеиновая.Поскольку он в эксперименте убедился, что опухолевые ткани резко отличаются по своим оптическим свойствам от нормальных тканей, то он предположил, сходство опухолевых животных тканей с растительными. Предположение, конечно, фантастическое и мало обоснованное, но допустимое, поскольку других тканей кроме животных и растительных не существует.
После удаления опухоли микроскопически было установлено, что у больного - плоскоклеточный ороговевающий рак. Далее Юрий Фёдорович осуществил задуманное: удалённую опухоль он не выбросил, а взял её часть, примерно 1,5 гр., и бросил во флакончик с 50 мл своего жидкого препарата. Сделал он это, исходя из соображений, что если его грибки, « поедающие растительные нуклеопротеиды», способны «питаться» также и животными опухолевыми тканями, то они растворят добавленный кусочек опухоли и, размножившийся в результате этого процесса грибок будет «воспитан» на опухолевой ткани. Соответственно, споры, порождённые этим грибком, при прорастании дадут начало новому поколению грибка, особенно чувствительного к опухолевым тканям. Здесь следует дать пояснение: в те времена в биологии ещё бытовали представления о возможности наследования приобретённых признаков и, следовательно, о возможности целенаправленного воспитания у организмов нужных свойств, поэтому, предположения Юрия Фёдоровича, кажущиеся сейчас наивными, тогда были вполне обоснованы.
Вскоре после этих событий Юрий Фёдорович поехал служить в Саратов, где состоял ординатором у профессора Циповича (инициалы мне не известны – Б.Р.) и помощником прозектора у профессора нормальной анатомии Н.Г. Стадницкого. Поработать удалось не долго – всего два месяца, после чего Юрий Фёдорович был мобилизован в армию и послан на фронт. Прослужил он до января 20-го года, получил ранение, был демобилизован и вернулся домой в Украину.
Дальнейшие события живо описал сам Юрий Фёдорович: «Возвращаюсь домой на Украину и, первым делом, встречает меня тот больной, у которого была иссечена на губе раковая опухоль. На губе конгломерат метастатических желёзок. «Я к вашей милости, Юрий Фёдорович» – говорит больной - вы, помнится, думали получить такое лекарство, что и рак будет лечить». Я в свою фотолабораторию, смотрю – есть жидкость. Болтал, болтал, но опухоли-то нет! За два года эти дрожжи всё-таки скушали раковую опухоль. Ну, раз скушали, то может же получиться и птомаин (так раньше называли ядовитое вещество, образующееся при распаде животных тканей (трупный яд) – Б.Р.) и любой другой яд, от которого может погибнуть больной».
Наверное, читатель уже догадался, что Юрий Фёдорович вознамерился лечить больного своей жидкостью. Даже возможность присутствия в жидкости токсичных продуктов жизнедеятельности микроорганизмов или продуктов распада ткани не могли его остановить. Понимая возможные тяжёлые последствия, Юрий Фёдорович всё же предпринял некоторые меры безопасности: «Решил, конечно, сразу же прокипятить (жидкость – Б.Р.). Налил в пробирку, прокипятил. При кипячении, конечно, нестойкие эптомалины разрушаются. А если какой-нибудь стойкий яд получился? То решил вводить дозу чрезвычайно малую: две капли – 0,1 мл. Когда я набрал это в шприц – знаете – две капли в двухграммовом люэровском шприце еле заметны. Мой больной рядом сидит, смотрит и говорит: «Ну, Юрий Фёдорович, что оно-то поможе?» Я говорю: «А Бог его знае, може от того померти придётся». Отпустил я больного. В это время покойная моя мать пришла и говорит: «Ты зачем за это взялся?» И словно в оправдание этого, через минут сорок, через час прибегает старшая дочь Таня этого больного, гарна така знаете, через два двора, рядом. Вбежала во двор и видит маму мою во дворе, она была у колодца, и орёт ей:
- Марья Харитоновна, Марья Харитоновна, а Юрий Фёдорович дома?
- Та каже дома.
- Ну, нехай прийдут, а то тату умирает.
Ну, представьте моё, так сказать, ощущение.… Да, тяжёлое ощущение. Ну, умрёт человек, вот тебе и неприятность. Пошёл я к больному. Недалеко, но эти пол квартала казались мне три-четыре километра. Прихожу. Дело это было на страстной неделе. Все готовят, печки топятся, жарится, варится. А больной на печке лежит, укрытый кожухами, и от порога я уже слышу стук зубов».
Далее потрясённый Юрий Фёдорович описывает впервые увиденную им картину действия его препарата на злокачественную опухоль: «Когда я зашёл и взглянул на него, у него был румянец. Язвенное углубление на губе за час вывернулось в виде гриба, вылезло, выползло. Как гриб торчит. Подбородок, шея, до половины груди - ярко красного цвета опухоль. Сильнейшая опухоль! Шею трудно повернуть. Когда я увидел его наружный вид, я тогда пошёл уже за термометром, ну и предупредить, прежде всего, маму свою, потому, что она очень волновалась. «Всё в порядке» - говорю – «Тихон Петрович чувствует себя прилично».
Возвратясь к больному, Юрий Фёдорович измерил температуру – было за 40оС. Далее он так описывает последующие события: «И вот, температура и реактивные явления медленно спадали в течение трёх суток». Наконец обретший дар речи Тихон Петрович молвил: «А вот же уже було, когда б Вы больше его всыпали! Но, наверняка, тако лекарство мне поможе». Далее Юрий Фёдорович продолжал: «Дал я отдохнуть ему ещё четверо суток, а на восьмые, девятые сутки сделал повторную инъекцию под опухоль. Дозу уже увеличил в два раза. Но реакция была меньше тоже в два раза и тянулась не больше полутора суток. За период с первого до второго укола, метастатические конгломераты разъединились, все железы стали индивидуально прощупываться, но в большей массе как будто бы крупнее стали, но мягче. После второй инъекции я подождал семь дней, на восьмой сделал третью инъекцию. Реакция была уже совсем слабенькая. Для гарантии ещё сделал четвёртую инъекцию, после которой не было почти никакой реакции. Подождал несколько дней. Мешает опухоль Тихону Петровичу: выдавилась нормальными тканями на поверхность, мумифицировалась, приняла твёрдость эбонита и цвет эбонита. Никакими ножницами, ножом отрезать нельзя. А мешает, торчит под нос и люльку нельзя во рту держать, курить – он курил люльку. Я решил садовыми ножницами. Хорошо заточил секатор и осторожно скусил, оставив на мягких тканях ещё небольшую прослойку мумифицированной опухоли. На сороковой или сорок пятый день от начала лечения и это слущилось. Ну, и больной поправился, прежде всего, почувствовал силу».
Здесь хочется выразить своё отношение к произошедшему. Юрий Фёдорович сумел сделать то, чего и в наше время не могут добиться онкологи, вооружённые наисовременнейшими, наукоёмкими и очень дорогими химиотерапевтическими препаратами: рак губы четвёртой стадии, с метастазами в шейных и грудных лимфоузлах, был излечен за полтора месяца! Более того, у больного отсутствовали те тяжёлые последствия (осложнения), которые возникают в наше время после применения цитостатической и цитотоксической терапии. Жидкость Юрия Фёдоровича обладала специфическим, направленным только против опухоли действием и не затронула здоровые ткани организма. Выражаясь современным научным языком, этот препарат обладал таргетным действием, т.е. способностью действовать строго целенаправленно. Клиническая картина, описываемая автором препарата, очень напоминает бурно развивающийся процесс отторжения чужеродной ткани, который сопровождается развитием пограничной воспалительной реакции вокруг чужеродной ткани, приводящей к её отграничению воспалительным валом, нарушению кровоснабжения и последующему её некрозу и мумификации. Современными способами лечения добиться такого результата не удаётся.
МУДРЫЙ СОВЕТ
Юрий Фёдорович был потрясён излечением больного, его распирала радость и понятное желание поделиться с кем-то результатами. Поэтому он решил показать своего больного профессору В.Н. Деревенко в г. Екатеринославе, который ранее, ещё до лечения, осматривал Тихона Петровича. Тогда, осмотрев больного, профессор мрачно пошутил: « Пей, человече божий, самогон. Скорей хоть помрёшь, безболезненно».
Интересно сообщить, что это тот самый В.Н. Деревенко, который с 1912 г. служил почётным лейб-хирургом царской семьи и был личным врачом цесаревича Алексея. В описываемые годы в г.Екаринославе (ныне Днепропетровск) он заведовал в мединституте кафедрой клинической и общей хирургии.
Но, вернёмся к рассказу Юрия Фёдоровича: «Наступила весна, вода разлилась – мы жили в приднепровских плавнях – рыбы много ловилось. Ну, а у меня, знаете как: молодой врач впервые рак вылечил, хочется похвастать, показать профессору В.Н. Деревенко. Но трудно было с передвижением совсем, представьте себе Украину в 20-е годы: там Махно и все эти банды гуляли. Однако Тихон Петрович согласился поехать со мной, показаться профессору. Поехали мы на ночь, повезли гостинца – пару сазанов на пуд весом или около того - так неудобно ж ехать. А он с дочкой поехал. Приехали. Понёс он сазанов в корзине, а я сижу с дочкой на сене, жду своего приговора, что профессор скажет. Через полчаса, может больше, возвращается Тихон Петрович и рассказывает: «Захожу я к профессору, он меня узнал, подивился. Я ему говорю:
- Гостинца Вам привезли.
- За что это гостинца?
- За добрый совет, чтоб самогон пил, чтобы быстрее помер, а я пил самогон, да она и отпала.
- А какая бабка тебя вылечила?
- Нет, не бабка, а такой доктор.
- Доктор не может лечить, и я не могу лечить.
- Да нет, честное слово – доктор.
- А как?
- Уколами.
- Бабка не может уколами лечить.
- А лекарство таке, что как будто гадюка укусит.
Профессор одел очки, помолчал и сказал: «Ну, так скажи этому доктору, пусть лечит, да молчит, а то ещё в сумасшедший дом посадят». Обидно было Юрию Фёдоровичу услышать такое заключение, но как он сам признался: «Спустя два-три года я пришёл к убеждению, какое мудрое дано мне было заключение».
ВЫХОД ИЗ ПОДПОЛЬЯ
Надо полагать, что Юрий Фёдорович осуществил своё намерение и, по-видимому, смог убедиться в благополучных отдалённых последствиях его лечения – онкологические заболевания у его больных не рецидивировали. Столь замечательные результаты придали ему уверенности и смелости сообщить об этом врачам-коллегам: « В 34 году меня вновь призвали в армию и направили начальником ушного отделения Житомирского военного госпиталя. А в 38 году была первая противораковая неделя, в марте месяце она состоялась. И вот на этой неделе состоялась внутри госпитальная врачебная конференция. Там все докладывали по своей специальности, а я взял и доложил, что я имею восемь человек, излеченных вот такими дрожжами».
Можно себе представить реакцию, которую вызвало сообщение отоларинголога Ю.Ф. Продана! Внутри госпитальная конференция в военном госпитале, да ещё в 1938 г. – мероприятие строгое, не подразумевающее «вольностей», можно было и под расследование попасть. Но, обошлось, врачи люди благородной профессии, да и традиции порядочности и терпимости ещё не были изжиты. Так или иначе, начальник госпиталя терапевт доктор Иевлев встал и говорит: «Если бы мы не знали, что это Юрий Фёдорович, честное слово решили бы, что с потолка всё это выдумал! Знаете, мы его тут же разоблачим. Запишите (в протокол конференции – Б.Р.), чтобы он в нашем госпитале провёл лечение онкологических больных своим биологическим методом». Записали. «Ну, знаете, назвался груздем, полезай в кузов - продолжал Юрий Фёдорович. Как назрели растения, зацвели мои бурьяны, я их собрал, приготовил жидкую культуру. Что же, я думаю: полтавские, кобеляцкие – хорошие были культуры, действовали, а как бы житомирская не подвела! В это время, в конце апреля поступил в хирургическое отделение больной Шиганевский Антоша, у него - остеобластическая саркома левого бедра. Старший ординатор, покойный Яша Григорович и начальник второго отделения Замчук Иосиф Ионович прибегают. «Может попробуем» – говорят. «Ну как? – говорит Юрий Фёдорович – рак пробовал, а саркому – боюсь. Я на службе ведь. Всех собак на меня будут вешать, если он погибнет». «Но, как же так – возражают коллеги, он оперироваться не хочет категорически и никуда не хочет переводиться. Лечите, говорит, только в житомирском госпитале, больше я никуда не поеду». Предусмотрительный Юрий Фёдорович отвечает: «Идите к начальнику, если прикажет, напишет приказ чтоб лечить – буду лечить». Через 10 минут приносят приказ: «Военврачу второго ранга Продану Ю.Ф. на основании решения внутригоспитальной врачебной комиссии приказываю применить свой биологический метод для лечения красноармейца и т. д. …».
Удивительно, что в столь непростые времена, как тридцатые годы в СССР, при жёстком контроле профессиональной деятельности, строгой субординации и уже начавшихся репрессиях, можно было вот так взять на себя ответственность за лечение больного не признанным официально методом. Наверно страх ещё не сковал людей или, наоборот, во все времена находятся люди, способные брать на себя ответственность и рисковать. Юрию Фёдоровичу повезло с начальником. Отданный приказ ознаменовал начало благоприятного периода в его жизни и в его начинании.
Последующие события Юрий Фёдорович описывал так: «Ну, теперь дело в шляпе. Теперь я могу свободно лечить, не на меня одного будут вешать собак, а уж что-нибудь и начальнику достанется. Привели ко мне больного. Делаю инъекцию опять так же осторожно. Но всё-таки по виду и по некоторым признакам эта культура гораздо слабее, чем первобытная. Ввёл я 0,2 мл над опухолью в мышцу. Температура - 39,9 или 40оС, реакция, в общем, очень бурная, боли усилились. Больной попивал немножко, но через два-три дня утихомирилась температура, боли легче стали, чем раньше были до инъекции. На седьмой день сделал вторую инъекцию, уже 0,3 мл. Больной совсем почувствовал себя весело, смотрю, уже ходит без костыля и без палки. Я говорю: ногу поломаешь. Делаю третью инъекцию - температура совсем уж небольшая – 37,8оС в течение ночи, а к утру уже и нормальная температура. Через сутки после третьей инъекции, смотрю, он уже в волейбол играет и прыгает. Я послал его в рентген-кабинет для снимка, через полчаса снимок сделали, вызывают меня: «Да, - говорят, - Что-то там такое случилось. У него остеомиелит, уже саркомы нет». «Значит, - подумал Юрий Фёдорович, - будет помогать и при саркоме этот дрожжевой раствор». Далее Юрий Фёдорович продолжал: «Сделал я еще три инъекции. Больной просится в отпуск, ну, в отпуск, так в отпуск. Свидетельство о болезни писать надо! Надо, но как писать? Начальник говорит - пишите так, как оно есть. Ну, пишем, так как есть. Диагноз: остеобластическая саркома, излеченная биологическим методом военврача второго ранга Продана Ю.Ф. Два месяца отпуска, после которого возвратить больного в житомирский военный госпиталь для переосвидетельствования. Поехал он в свой проскуровский район, чувствуя себя здоровым. А там расшифровали ему, наверное, свидетельство и он явился в проскуровский военный госпиталь, в хирургическое отделение. Мол, тут испугаются врачи и меня демобилизуют – это у него, видимо, была такая мысль. А там как взглянули! Ну, что же это, Житомирский Краснознамённый госпиталь, а что они написали?! Остеомиелит приняли за остеобластическую саркому?! Ну, - на рентген конечно. Рапорт, объяснительная записка председателю окружной военноврачебной комиссии бригврачу Квасницкому с уведомлением начальника санитарной службы округа, которым тогда был, как раз, бригврач Буйко. Больного направили в часть. Больной не обманул врачей, пошёл служить дальше».
Предыдущая страница Следующая страница
© Борис Рубцов. История противоопухолевого препарата Бластофаг. - М., 2013.
При перепечатке / копировании материалов ссылка на сайт автора обязательна.